Интервью студентам-философам Поморского государственного университета, 2010 год
— Руслан Анатольевич, скажите, пожалуйста, давно ли вы занимаетесь философией?
— Мне кажется, что не я занимаюсь философией, а философия занимается мной. Насколько успешно…, посмотрим!
— А вы помните, когда проявилось это увлечение?
— С 13 лет. Только началось это не как увлечение, а,скорее, как ожог вопросами, имеет ли мир начало во времени, конечен он или бесконечен. Немного позднее, я узнал, что эти вопросы Кант назвал антиномиями чистого разума, что, по-видимому, предопределило мой постоянный интерес к этому мыслителю, которого я не перестаю изучать до сих пор.
— Скажите, пожалуйста, а как вы вообще пришли к изучению философии. Вы получали специальное философское образование, или, это было как-то иначе?
— Я получил образование историка, закончил исторический факультет, хотя намеревался поступать на философский. Но в то время (это был оруэловский 1984 год) поступление на философский факультет регламентировалось жесткими идеологическими критериями, которым я абсолютно не соответствовал, поскольку даже не состоял в комсомоле.
— Руслан Анатольевич, вот мы с вами говорим о философии. Я думаю, будет логично уточнить следующий вопрос. У каждого философа, преподавателя философии существует своё собственное определение понятия «философии». А что по данному вопросу видите вы, что для вас есть философия?
— В моем понимании, философия — это духовное усилие, длящееся во времени, на протяжении двух с половиной тысяч лет, то есть усилие, которое и является тем, что мы называем духовной жизнью.
— Как, по-вашему, менялось ли в обществе понятие самого термина философия, или же оставалось и остается неизменным с течением времени?
— По моему мнению, меняется язык философии, меняется стиль философствования. Но вопросы остаются одни и те же, то есть философия имеет дело с теми же вопросами, которые были выдвинуты Сократом, Платоном, Аристотелем, Кантом. В этом смысле, понятие «современная философия» — терминологический нонсенс. Помнится, во время обсуждения диссертации одной аспирантки, я спросил, читала ли она Аристотеля, на что получил недоуменный ответ; нет, да и зачем, «ведь это было так давно». К сожалению, у нас пропагандируется взгляд на историю философии как на архив, куда, однако, приходится обращаться за той или иной исторической справкой. В результате появилась особая популяция «исследователей», рассматривающая историю философии как излишний балласт на пути к передовым рубежам европейской мысли. К примеру, если такой человек научился воспроизводить стиль и лексику постмодернистского дискурса, то он уже видит себя в авангарде европейской философии. Но ведь в Европе постмодернистские опыты опираются на многовековую толщу традиции мышления, которая сама собой отбирает и усваивает лучшее. В России же, такие экзерсисы развертываются в нигилистической пустоте, где они вступают в опасное резонансное сочетание с вековым российским безмыслием, порождая в результате такие эффекты, которые иначе как бандитизмом в философии не назовешь. Как следствие, появляется псевдофилософская тематика, являющаяся ничем иным, как разрушением пространства философского мышления. История философии (здесь я просто повторяю Гегеля) есть сама философия, но (говорю это уже от себя) совершенно не в гегелевском смысле, то есть не в смысле «снятых» моментов развития абсолютного духа. Я скорее уподобил бы историю философии бесконечно многомерному, контрапунктическому, тексту, каждая развертка которого открывает нам новое измерение философской мысли.
— Руслан Анатольевич, вот лично мне самому часто задают вопрос друзья, знакомые о том, кем я могу стать после того, как закончу учиться на философском отделении. И раз уж цель данного интервью — именно прояснение данного аспекта, то давайте попытаемся уточнить следующее. Вот скажите, как вы считаете, в каких сферах может применить себя человек, имеющий философское образование? Какие профессиональные навыки дает данная профессия? Должно ли философское образование быть основным высшим образованием, или же оно должно быть дополнительным?
— Прежде всего, давайте подумаем, для чего преподается философия? Для того чтобы фабриковать очередную генерацию преподавателей философии? Но, ведь это абсурд! Преподавание философии — это не передача суммы знаний по определенной дисциплине, именуемой «философией», а научение образу мысли как образу жизни. Ведь философия, прежде всего, есть образ жизни! Замечательный французский исследователь Пьер Адо, лекции которого мне в свое время посчастливилось слушать, прекрасно показал это на примере античных философских школ, каждая из которых ставила целью научение тому, что я назвал бы метафизическим стилем жизни, или трудному искусству жить в этом мире в той дистанции от мира, которая и называется свободой. Но свобода такого рода необходимо сопряжена с таким редким качеством как рефлексия, которая в нашем словесном обиходе чаще всего связывается с чем-то излишним, тем, что отвлекает человека от насущных задач, превращая его в праздного мечтателя.
А ведь рефлексия — это усилие, останавливающее во мне спонтанное, бессознательное действие привычек, стереотипов, внушенных мне средой и анонимными социальными инстанциями, усилие, высвобождающее пространство для встречи с тем, мимо кого я все время проходил, — с самим собой. В этом смысле, рефлексия есть свобода как власть над самим собой. Именно этой высокой свободе и может учить философия.
Здесь и ответ на вторую часть Вашего вопроса. Ведь никто так не востребован в свободном обществе как свободный человек. Кстати, во Франции получение философского образования расценивается как хороший подступ к профессиональной карьере в любой области, к примеру, в политике, а в США — это отличный базис для получения юридического образования. В России — стране, где до сих пор сильна многовековая инерция рабства — наличие свободных и ответственных людей во всех сферах общества жизненно необходимо!
— То есть, подобное образование открывает многие границы?
— Разумеется! Еще раз повторю, что философия — это образ жизни. Ведь и Платон отличал философов от софистов именно по образу жизни. Но философия раздвигает не только горизонты социального мира. Она освобождает нас от гнетущей власти «века сего», именуемого «современностью», то есть позволяет преодолеть фактичность нашего бытия в мире. Я имею в виду то, что свободный человек способен сам формировать круг своих современников. Думаю, что философ может сказать о себе словами Мандельштама, обращенными им к своему времени: «Нет, никогда, ничей я не был современник!». Мои современники — это Пушкин, Гете, Кант, Данте, Аристотель. Я определил бы философию как язык общения свободных людей.
— Руслан Анатольевич, раз уж вы говорите, что это образ жизни, то какие бы качества в человеке, необходимы ему, чтобы заниматься философией, вы выделили? Любой человек может стать философом, или же должны быть какие-то врожденные качества?
— Разумеется, не каждый, ведь не каждый имеет такую потребность! Что же касается качеств, необходимых для занятия философией, то на первое место я поставил бы то, что Кант называл «познавательной честностью», понимая под этим ту предельную открытость миру, которая и называется мышлением. Ведь мышление, как сказал бы высоко чтимый мною Мераб Константинович Мамардашвили, есть очная ставка с миром. А эта ставка не может состояться, если мы на каждом шагу измышляем себя, занимаясь тем, что апостол Павел называл «мечтаниями о себе», блуждая в лабиринте социальных декораций и путая дело мышления со статусными играми.
И еще: философия не сосредоточена ведь исключительно в «философии», как определенной профессиональной деятельности. Например, для меня образцом утонченной философской мысли является эссеистика нашей известной поэтессы Ольги Седаковой.
— Руслан Анатольевич, раз мы говорим о философском образовании, скажите, как вы его видите. В чем его достоинство, в чем возможные недостатки?
— Я уже говорил о достоинстве философского образования как научения свободе через приобщение к мысли. Однако приобщение к мысли происходит только благодаря личной встрече с мыслителями такого уровня как Аристотель, Кант, Хайдеггер, причем пространством такой встречи является текст. Невозможно овладеть сложнейшим искусством философского мышления не занимаясь кропотливым изучением текстов классических мыслителей. Такие «постмодернисты» как Деррида и Делез прекрасно знали классику. Помню, с каким уважением Деррида говорил о классической метафизике. К сожалению, наши студенты, изучающие философию, в основном ориентируются на лекционный материал, не понимая того, что лекции имеют исключительно вспомогательное значение.
— А как лично вы относитесь, что в ПГУ им. Ломоносова открылось философское отделение. Это своевременно, или же это можно было сделать раньше. И вообще был ли смысл в его создании?
— Я считаю, что открытие философского отделения в ПГУ пока себя не оправдывает!
— Руслан Анатольевич, насколько мне известно, вы так же преподаете во Франции. Отличается ли методика преподавания философии в России и за рубежом? Какие бы преимущества зарубежного преподавания вы выделили?
— Прежде всего, во Франции, студенты, изучающие философию, с самого начала более ориентированы на изучение текстов, чем на прослушивание лекций. Обычная у нас ситуация, когда студент приходит на экзамен, имея лишь смутные обрывки лекций в своей голове, да кучу шпаргалок в кармане, там невозможна в принципе.
— Вот вы говорите, что пока открытие философского отделения в ПГУ себя не оправдывает. Как вы считаете, возможно ли исправить данное положение и что для этого нужно?
— Главную проблему философского отделения я вижу в его герметичности. Необходимо, чтобы студенты-философы выезжали на конференции и стажировки в лучшие отечественные и зарубежные университеты, чтобы профессора и преподаватели других университетов, зарекомендовавшие себя в качестве профессионалов своего дела, приезжали сюда для чтения лекций и спецкурсов. Без этого нет и не будет полноценной интеллектуальной жизни, а стало быть — и полноценного философского образования.
— Раз уж мы затронули тему современности, то скажите, пожалуйста, как вы считаете какого состояние философии в современном мире? Как мне показалось из нашей беседы, вы считаете, что авторитет философии сильно упал?
— Убежден, что упал не авторитет философии, а потребность в ней у основной части нашего общества, что в очень большой степени объясняется той разнузданной пропагандой безмыслия, которая проводится средствами массовой информацией и поощряется государственной властью. Если «властителями дум» становятся поп-звезды политтехнологи, специалисты по «пиару», имиджмейкеры — все те, кто по определению не способен думать, то это показывает уровень интеллектуальной деградации общества. К примеру, во Франции философия традиционно обладает чрезвычайно высоким нравственным престижем. Это не в последнюю очередь объясняет то, почему в ХХ столетии Франция дала миру целую плеяду блестящих мыслителей.
— Если человек целенаправленно захочет заниматься философией и поступать на философское отделение, то, как по-вашему, он должен уже заранее начать что-то изучать, или же должен заняться этим уже в рамках программного курса?
— Я полагаю, что программа ни в коем случае не является определяющим фактором, и не должна им быть. Главное это интерес! А интерес — это вещь прихотливая, он может повести нас совершенно неожиданными тропами. Я сам начинал изучение философии не в университете, и вижу в этом большое преимущество. Если человек занимается изучением философии, повинуясь собственному интересу, а не университетской программе, то это гораздо продуктивнее.
— Подводя итог нашей беседы, хотелось бы узнать ваше мнение относительно того, является ли философия профессией или же это призвание?
— В идеале — это призвание!!! Хотя я не отрицаю и не исключаю того, что философия может быть профессией, но при одном условии: этот человек должен быть профессионалом высокого уровня. Вновь возвращаясь к Франции, скажу, что на кафедрах философии во французских университетах далеко не все преподаватели являются философами масштаба Фуко или Деррида. Но все они обладают одним общим качеством, — высоким профессионализмом. Прежде всего, этому способствует чрезвычайно жесткая система конкурсного отбора, препятствующая попаданию туда случайных людей.
— При этом, как я понимаю, необходимо любить свое дело?
— Да, конечно. Без любви вообще ничего нельзя сделать, тем более в философии, которая является любовью по определению.
— Руслан Анатольевич, мне бы хотелось задать вам еще один вопрос, который интересует непосредственно меня. Нам говорят, что философ может легко заниматься политикой. Но вот если взять, например, господина Зюганова, который, как мне известно, является доктором философских наук. Он получил это звание уже, будучи политиком. Как мне кажется, это является не правильным. Ведь если философ может легко стать политиком, то вряд ли политик может стать настоящим философом. Каково ваше мнение на этот счет?
— Я начну с того, что господин Зюганов и господин Жириновский философами не являются и к философии как профессиональной деятельности никакого отношения не имеют. Вообще степень кандидата, или даже доктора философских наук ничего не говорит о том, является ли человек философом. Можно быть глубоким мыслителем, не имея никаких ученых степеней и званий. Увы, чаще бывает обратное! Более того, система аттестации чаще всего используется как репрессивный механизм, направленный на превентивное подавление такой неожиданности как мышление, которое не вписывается ни в какие чиновничьи регламенты. Не могу представить себе Канта в той системе аттестации, которая сейчас насаждается в российских вузах! Скорее всего, он был бы уволен по причине «профнепригодности».
Что касается отношения философии и политики, то оно очень сложное. Может ли философ быть политиком? Я думаю, что он им является по определению, поскольку мысль — это важнейший политический фактор! Я иногда спрашиваю студентов, — в каком году началась Великая Французская революция? — и сам же и даю на него ответ: в 1637 году, когда Декарт опубликовал свои «Рассуждения о методе». Таким же образом вся политическая история ХХ века «прописана» в явлении ренессансного гуманизма. Имеется только одна история — это история мысли, которая, разумеется, не имеет ничего общего с тривиальной «историей идей».
— Спасибо за интервью!